Ох, и весело будет!  Вот это игра!  Сто лет такого не было! Детишки с
криком  носятся  взад  и  вперед по лужайкам,  то схватятся за руки,  то
бегают кругами, влезают на деревья, хохочут. В небе пролетают ракеты, по
улицам  скользят  проворные  машины,  но детвора поглощена игрой.  Такая
потеха, такой восторг, столько визга и суеты!
   Мышка вбежала в дом, чумазая и вся в поту. Для семи лет она горластая
и крепкая,  и на редкость твердый характер.  Миссис Моррис оглянуться не
успела,  а  дочь  уже  с  грохотом  выдвигает  ящики  и  сыплет  в мешок
кастрюльки и разную утварь.
   - О господи, Мышка, что это творится?
   - Мы играем!  Очень интересно! - запыхавшись, вся красная, отозвалась
Мышка.
    - Посиди минутку, передохни, - посоветовала мать.
    - Не, я не устала. Мам, можно, я все это возьму?
    - Только не продырявь кастрюли, - сказала миссис Моррис.
    - Спасибо, спасибо! - закричала Мышка и ракетой метнулась прочь.
    - А что у вас за игра? - крикнула мать ей вслед.
    - Вторжение! - на бегу бросила Мышка.
    Хлопнула дверь.

    По всей улице дети тащили из дому ножи, вилки, консервные ножи, а то
и кочергу или кусок старой трубы.
    Любопытно, что волнение и суматоха охватили только младших. Старшие,
начиная  лет  с  десяти,  смотрели  на  все это свысока и уходили гулять
подальше или с достоинством играли в прятки и с мелюзгой не связывались.
    Тем временем  отцы  и  матери  разъезжали в сверкающих хромированных
машинах.  В дома приходили мастера - починить вакуумный  лифт,  наладить
подмигивающий   телевизор   или   задуривший   продуктопровод.  Взрослые
мимоходом  поглядывали  на  озабоченное  молодое  поколение,  завидовали
неуемной  энергии  разыгравшихся  малышей,  снисходительно  улыбались их
буйным забавам и сами, пожалуй, не прочь бы позабавиться с детишками, да
только солидному человеку такое не пристало...
    - Эту,  эту и еще эту,  - командовала Мышка,  и  ребята  выкладывали
перед ней разнокалиберные ложки, штопоры и отвертки. - Это давай сюда, а
это туда.  Не так!  Вот неумеха!  Так. Теперь не мешайся, я приделаю эту
штуку,  -  она прикусила кончик языка и озабоченно наморщила лоб.  - Вот
так. Понятно?
    - Ага-а! - завопили ребята.
    Подбежал двенадцатилетний Джозеф Коннорс.
    - Уходи! - без обиняков заявила Мышка.
    - Я хочу с вами играть, - сказал Джозеф.
    - Нельзя! - отрезала она.
    - Почему?
    - Ты будешь дразниться.
    - Честное слово, не буду.
    - Нет уж. Знаем мы тебя. Уходи, а то поколотим.
    Подкатил на мотороликах еще один двенадцатилетний.
    - Эй, Джо! Брось ты эту мелюзгу. Пошли!
    Джозефу явно не хотелось уходить, он повторил не без грусти:
    - А я хочу с вами.
    - Ты старый, - возразила Мышка.
    - Не такой уж я старый, - рассудительно сказал Джо.
    - Только будешь смеяться и испортишь все вторжение.
    Мальчик на мотороликах громко, презрительно фыркнул:
    - Пошли, Джо! Ну их! Все еще в сказки играют!
    Джозеф поплелся прочь. И пока не завернул за угол, все оглядывался.
    А Мышка  опять  захлопотала.   При   помощи   своего   разномастного
инструмента  она  сооружала  непонятный  аппарат.  Сунула другой девочке
тетрадку и карандаш,  и та под ее диктовку  прилежно  выводила  какие-то
каракули. Жарко грело солнце, голоса девочек то звенели, то затихали.
    А вокруг гудел город.  Вдоль улиц  мирно  зеленели  деревья.  Только
ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу,  по полям, по
всей стране.  В тысяче других городов были такие же деревья,  и дети,  и
улицы,  и  деловые  люди  в  тихих  солидных кабинетах что-то говорили в
диктофон или следили за экранами  телевизоров.  Синее  небо  серебряными
иглами прошивали ракеты.  Везде и во всем ощущалось спокойное довольство
и уверенность,  люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет
никакая  беда.  Ведь  на  всей  земле люди дружны и едины.  Все народы в
равной мере владеют надежным оружием.  Давно  уже  достигнуто  идеальное
равновесие   сил.   Человечество  больше  не  знает  ни  предателей,  ни
несчастных,  ни недовольных,  а потому не тревожится о завтрашнем дне. И
сейчас  полмира  купается  в  солнечных лучах,  и дремлет,  пригревшись,
листва деревьев.
    Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.
    Дети. Она поглядела  на  них  и  покачала  головой.  Что  ж,  они  с
аппетитом  поужинают,  сладко  уснут  и  в  понедельник  пойдут в школу.
Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.
    Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит...  а кому? Там
никого нет.
    Странный народ  дети.  Другая  кроха  - как бишь ее?  Да,  Энн - она
усердно выводит каракули в тетрадке.  Мышка что-то спрашивает у розового
куста, а потом диктует подружке ответ.
    - Треугольник, - говорит Мышка.
    - А что это тре...гольник? - с запинкой спрашивает Энн.
    - Неважно, - отвечает Мышка.
    - А как оно пишется?
    - Тэ...рэ...е...  - начинает объяснять Мышка,  но у нее  не  хватает
терпения. - А, да пиши как хочешь! - и диктует дальше: - Перекладина.
    - Я еще не дописала тре...гольник.
    - Скорей, копуха! - кричит Мышка.
    Мать высовывается из окна.
    - ...у-голь-ник, - диктует она растерявшейся Энн.
    - Ой, спасибо, миссис Моррис! - говорит Энн.
    - Вот это правильное слово, - смеется миссис Моррис и возвращается к
своим заботам:  надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль
в прихожей.
    А в знойном воздухе колышутся детские голоса.
    - Перекладина, - говорит Энн.
    Затишье.
    - Четыре,  девять,  семь.  А, потом бэ, потом фэ, - деловито диктует
издали  Мышка.  -  Потом  вилка,  и  веревочка,  и,  шеста...   шесту...
шестиугольник!
    За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и  метнулась  к  двери.
Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.
    - Сядь сию минуту, - велела она дочери. - Сейчас будет суп.
    Она нажала   красную  кнопку  автомата,  и  через  десять  секунд  в
резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула
запечатанную  банку  с  двумя  алюминиевыми ручками,  мигом вскрыла ее и
налила горячий суп в чашку.
    Мышка ерзала на стуле.
    - Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты...
    - В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.
    Мышка торопливо глотала суп.
    - Ешь помедленнее, - сказала мать.
    - Не могу, меня Бур ждет.
    - Кто это Бур? Странное имя.
    - Ты его не знаешь, - сказала Мышка.
    - Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?
    - Еще какой новый, - сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.
    - Который же это - Бур? Покажи его мне.
    - Он там,  - уклончиво ответила Мышка.  - Ты  будешь  смеяться.  Все
только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!
    - Что же, этот Бур такой застенчивый?
    - Да.  Нет.  Как сказать.  Ох,  мам,  я побегу,  а то у нас никакого
вторжения не получится.
    - А кто куда вторгается?
    - Марсиане на Землю. Нет, они не совсем марсиане. Они... ну не знаю.
Вон оттуда, - она ткнула ложкой куда-то вверх.
    - И отсюда.  - Миссис Моррис легонько тронула  разгоряченный  дочкин
лоб.
    Мышка возмутилась:
    - Смеешься! Ты рада убить и Бура, и всех!
    - Нет-нет, я никого не хотела обидеть. Так этот Бур - марсианин?
    - Нет.  Он...  ну не знаю.  С Юпитера,  что ли, или с Сатурна, или с
Венеры. В общем, ему трудно пришлось.
    - Могу себе представить! - Мать прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.
    - Они никак не могли придумать, как бы им напасть на Землю.
    - Мы неприступны, - с напускной серьезностью подтвердила мать.
    - Вот и Бур так говорит. Это самое слово, мам: не...при...
    - О-о, какой умный мальчик. Какие взрослые слова знает.
    - Ну и вот, мам, они все не могли придумать, как на нас напасть. Бур
говорит...  он  говорит,  чтобы хорошо воевать,  надо найти новый способ
застать людей врасплох.  Тогда непременно победишь.  И еще  он  говорит,
надо найти помощников в лагере врага.
    - Пятую колонну, - сказала мать.
    - Ага.  Так Бур говорит.  А они все не могли придумать,  как застать
Землю врасплох и как найти помощников.
    - Неудивительно.  Мы ведь очень сильны, - засмеялась мать, убирая со
стола.
    Мышка сидела и так смотрела на стол,  будто видела на нем все, о чем
рассказывала.
    - А  потом  в  один  прекрасный  день,  - продолжала она театральным
шепотом, - они подумали о детях!
    - Вот как! - восхитилась миссис Моррис.
    - Да,  и они подумали: взрослые вечно заняты, они не заглядывают под
розовые кусты и не шарят в траве.
    - Разве что когда собирают грибы или улиток.
    - И потом, он говорил что-то такое про мери-мери.
    - Мери-мери?
    - Ме-ре-ния.
    - Измерения?
    - Ага!  Их  четыре  штуки!  И  еще  про  детей  до  девяти лет и про
воображение. Он очень занятно разговаривает.
    Миссис Моррис устала от дочкиной болтовни.
    - Да, наверно, это занятно. Но твой Бур тебя заждался. Уже поздно, а
надо  еще  умыться  перед  сном.  Так  что,  если хочешь поспеть с вашим
вторжением, беги скорей.
    - Ну-у, еще мыться! - проворчала Мышка.
    - Обязательно!  И почему это дети боятся воды?  Во все  времена  все
дети не любили мыть уши.
    - Бур говорит, мне больше не надо будет мыться, - сказала Мышка.
    - Ах, вот как?
    - Он всем ребятам  так  сказал.  Никакого  мытья.  И  не  надо  рано
ложиться  спать,  и  в  субботу  можно  по телевизору смотреть целых две
программы!
    - Ну,  пускай мистер Бур не болтает лишнего.  Вот я пойду поговорю с
его матерью и...
    Мышка пошла к двери.
    - И еще есть такие мальчишки,  Пит Бритз и Дейл Джеррик,  мы с  ними
ругаемся. Они уже большие. И они дразнятся. Они еще хуже родителей. Даже
не верят в Бура.  Воображалы такие,  задаются, что уже большие. Могли бы
быть поумнее.  Сами недавно были маленькие.  Я их ненавижу хуже всех. Мы
их первым делом убьем.
    - А нас с папой после?
    - Бур говорит:  вы опасные. Знаешь почему? Потому что вы не верите в
марсиан! А они позволят нам править всем миром. Ну не нам одним, ребятам
из соседнего квартала - тоже. Я, наверно, буду королевой.
    Она отворила дверь.
    - Мам!
    - Да?
    - Что такое лог-ги-ка?
    - Логика? Понимаешь, детка, это когда человек умеет разобраться, что
верно, а что неверно.
    - Бур  и  про это сказал.  А что такое впе-ча-тли-тель-ный?  - Мышке
понадобилась целая минута, чтобы выговорить такое длиннющее слово.
    - А это... - мать опустила глаза и тихонько засмеялась. - Это значит
ребенок.
    - Спасибо  за  обед!  -  Мышка  выбежала  вон,  потом  на  миг снова
заглянула в кухню.  - Мам,  я уж постараюсь,  чтоб тебе  было  не  очень
больно, правда-правда!
    - И на том спасибо, - сказала мать. Хлопнула дверь.

    В четыре часа загудел вызов видеофона.  Миссис Моррис нажала кнопку,
экран осветился.
    - Здравствуй, Элен! - сказала она.
    - Здравствуй, Мэри. Как дела в Нью-Йорке?
    - Отлично. А в Скрэнтоне? У тебя усталое лицо.
    - У тебя тоже. Сама знаешь, дети. Путаются под ногами.
    Миссис Морис вздохнула.
    - Вот и Мышка тоже. У них тут сверхвторжение.
    Элен рассмеялась:
    - У вас тоже малыши в это играют?
    - Ох,  да.  А  завтра  все   помешаются   на   головоломках   и   на
моторизованных  "классах".  Неужели  мы  тоже  году в сорок восьмом были
такие несносные?
    - Еще хуже.  Играли в японцев и нацистов.  Не знаю, как мои родители
меня терпели. Ужасным была сорванцом.
    - Родители привыкают все пропускать мимо ушей.
    Короткое молчание.
    - Что случилось, Мэри?
    Миссис Моррис прикрыла глаза,  медленно, задумчиво провела языком по
губам. Вопрос Элен заставил ее вздрогнуть.
    - А?  Нет,  ничего.  Просто я как раз об этом и думала. Насчет того,
как пропускаешь мимо ушей. Неважно. О чем, бишь, мы говорили?
    - Мой Тим прямо влюбился  в  какого-то  мальчишку...  его,  кажется,
зовут Бур.
    - Наверно,  у них такой новый пароль.  Моя Мышка тоже увлеклась этим
Буром.
    - Вот не думала,  что это и до Нью-Йорка докатилось.  Видно, друг от
дружки  слышат  и  повторяют.  Какая-то эпидемия.  Я тут разговаривала с
Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она
ведь в Бостоне. Всю страну охватило.
    В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:
    - Ну, как дела?
    - Почти все готово, - ответила Мышка.
    - Прекрасно! А это что такое?
    - Бумеранг. Смотри!
    Это было  что-то  вроде  шарика  на  пружинке.  Мышка бросила шарик,
пружинка растянулась до отказа... и шарик исчез.
    - Видала? - сказала Мышка. - Хоп! - Она согнула палец крючком, шарик
вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.
    - Ну-ка, еще раз, - попросила мать.
    - Не могу. В пять часов вторжение. Пока! - И Мышка вышла, пощелкивая
игрушкой.
    С экрана видеофона засмеялась Элен.
    - Мой  Тим  сегодня  утром  тоже  притащил  такую  штучку,  я хотела
посмотреть,  как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда
я попробовала сама, но ничего не получилось.
    - Ты не впе-ча-тли-тель-ная, - сказала Мэри Моррис.
    - Что?
    - Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?
    - Да,  я  хотела  спросить,  как  ты  делаешь  то печенье,  черное с
белым...

    Лениво текло время.  Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном
небе.  По  зеленым  лужайкам потянулись длинные тени.  А ребячьи крики и
смех все не утихали.  Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис
Моррис вышла на крыльцо.
    - Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?
    Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.
    - Угу,  - ответила она, не разгибаясь. - Пегги-Энн трусиха. Мы с ней
больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.
    - И поэтому заплакала?  Чепуха.  Отвечай мне как полагается,  не  то
сейчас же пойдешь домой!
    Мышка круто обернулась, испуганная и злая.
    - Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.
    - Ты что же, ударила Пегги-Энн?
    - Нет,  честное  слово!  Вот спроси ее!  Это из-за того,  что...  ну
просто она трусиха, задрожала - хвост поджала.
    Кольцо ребятни  теснее сдвинулось вокруг Мышки;  озабоченно хмурясь,
она  что-то  делала  с  разнокалиберными   ложками   и   четырехугольным
сооружением из труб и молотков.
    - Вот сюда и еще сюда, - бормотала она.
    - У тебя что-то не ладится? - спросила миссис Моррис.
    - Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет
легче. За ним и другие пролезут.
    - Может, я вам помогу?
    - Нет, спасибо. Я сама.
    - Ну хорошо.  Через полчаса мыться,  я тебя позову.  Устала я на вас
смотреть.
    Миссис Моррис ушла в дом,  села в кресло и  отпила  глоток  пива  из
неполного  стакана.  Электрическое  кресло  начало массировать ей спину.
Дети,  дети...  У них и любовь,  и ненависть -  все  перемешано.  Сейчас
ребенок  тебя  любит,  а  через  минуту ненавидит.  Странный народ дети.
Забывают ли они,  прощают ли в конце концов шлепки,  и подзатыльники,  и
резкие слова, когда им велишь - делай то, не делай этого? Как знать... А
если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть -
большим, непонятливым и непреклонным?
    Время шло. За окнами воцарилаеь странная, напряженная тишина, словно
вся улица чего-то ждала.
    Пять часов.  Где-то в доме тихонько,  мелодично запели часы:  "Ровно
пять, ровно пять, надо время не терять!" - и умолкли.
    Урочный час. Час вторжения.
    Миссис Моррис засмеялась про себя.
    На дорожке зашуршали шины.  Приехал  муж.  Мэри  улыбнулась.  Мистер
Моррис  вышел  из  машины,  захлопнул  дверцу и окликнул Мышку,  все еще
поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял
минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.
    - Добрый вечер, родная.
    - Добрый вечер, Генри.
    Она выпрямилась в кресле и  прислушалась.  Дети  молчат,  все  тихо.
Слишком тихо.
    Муж выколотил трубку и набил заново.
    Ж-ж-жж.
    - Что это? - спросил Генри.
    - Не знаю.
    Она вскочила,  поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать
- и не сказала. Смешно. Нервы расходились.
    - Дети ничего плохого не натворят?  -  промолвила  она.  -  Там  нет
опасных игрушек?
    - Да нет, у них только трубы и молотки. А что?
    - Никаких электрических приборов?
    - Ничего такого, - сказал Генри. - Я смотрел.
    Мэри прошла в кухню. Жужжанье продолжалось.
    - Все-таки ты им лучше скажи,  чтоб кончали.  Уже шестой час.  Скажи
им... - Она прищурилась. - Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.
    Она засмеялась не очень естественным смехом.
    Жужжанье стало громче.
    - Что они там затеяли? Пойду, в самом деле, погляжу.
    Взрыв!
    Глухо ухнуло,  дом шатнуло.  И в других  дворах,  на  других  улицах
громыхнули взрывы.
    У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.
    - Наверху! - бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.
    Быть может,  она что-то заметила краем глаза;  быть  может,  ощутила
незнакомый  запах или уловила незнакомый звук.  Некогда спорить с Генри,
убеждать его.  Пускай думает,  что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем
она  кинулась  вверх по лестнице.  Не понимая,  о чем она,  муж бросился
следом.
    - На чердаке! - кричала она. - Там, там!
    Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак.
Скорей, успеть... о боже!
    Во дворе - новый взрыв.  И восторженный визг,  как будто  для  ребят
устроили невиданный фейерверк.
    - Это не на чердаке! - крикнул Генри. - Это во дворе!
    - Нет,  нет!  - задыхаясь,  еле живая, она пыталась открыть дверь. -
Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!
    Наконец они  ввалились на чердак.  Мэри захлопнула дверь,  повернула
ключ в замке,  вытащила его и закинула в дальний угол,  в  кучу  всякого
хлама.  И  как  в  бреду,  захлебываясь,  стала  выкладывать все подряд.
Неудержимо.  Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи,  что  весь
день  тайно  копились в душе и перебродили в ней,  как вино.  Все мелкие
разоблачения,  открытия и догадки,  которые тревожили ее с самого утра и
которые она так здраво,  трезво и рассудительно критиковала и отвергала.
Теперь все это взорвалось и потрясло ее.
    - Ну вот, ну вот, - всхлипывая, она прислонилась к двери. - Тут мы в
безопасности до вечера.  Может,  потом потихоньку выберемся.  Может, нам
удается бежать!
    Теперь взорвался Генри, но по другой причине:
    - Ты что,  рехнулась?  Какого черта ты закинула ключ?  Знаешь, милая
моя!..
    - Да,  да,  пускай  рехнулась,  если  тебе легче так думать,  только
оставайся здесь!
    - Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!
    - Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут...
    Где-то близко  -  голос Мышки.  Генри умолк на полуслове.  Все вдруг
зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел
сигнал видеофона - громкий, тревожный. "Может, это Элен меня вызывает, -
подумала Мэри. - Может, она хочет мне сказать... то самое, чего я жду?"
    В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.
    - Кто там топает? - гневно говорит Генри. - Кто смел вломиться в мой
дом?
    Тяжелые шаги.  Двадцать,  тридцать,  сорок,   пятьдесят   пар   ног.
Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.
    - Сюда! - кричит внизу Мышка.
    - Кто там? - в ярости гремит Генри. - Кто там ходит?
    - Тс-с.  Ох,  нет,  нет,  нет,  - умоляет жена,  цепляясь за него. -
Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.
    - Мам! - зовет Мышка. - Пап!
    Молчание.
    - Вы где?
    Тяжелые шаги,  тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице.
Это Мышка их ведет.
    - Мам? - Неуверенное молчание. - Пап? - Ожидание, тишина.
    Гуденье. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех - легкие,
Мышкины.
    На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу,  их бьет дрожь.
Электрическое  гуденье,  странный  холодный свет,  вдруг просквозивший в
щели под дверью,  незнакомый острый запах,  какой-то чужой, нетерпеливый
голос  Мышки  -  все  это,  непонятно  почему,  проняло  наконец и Генри
Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.
    - Мам! Пап!
    Шаги. Новое негромкое гуденье.  Замок плавится. Дверь настежь. Мышка
заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.
    - Чур-чура, я нашла! - говорит Мышка.