Джокер просто появляется, полностью сформировавшийся как самый страшный злодей всех времен, и сразу же начинает действовать

Нолан любит сравнивать его с зубастым хищником из “Челюстей”, с которым данного шута-убийцу роднит еще и резкая, “кусачая” музыкальная тема

“Вам все равно, откуда взялась акула, и наплевать, кем были ее родители”. Режиссер также называет Джокера “силой природы”, имея в виду неумолимое стихийное бедствие.

“Как только ты начинаешь думать о Джокере как об абсолюте - он просто тот, кто он есть, - психология становится более очевидной, как и идея, что он очень полезный персонаж, - утверждает Крис. - Очень анархичный персонаж в нашем обществе кажется весьма очевидным”

то, как он движется, как движутся его руки, его лицо, какой у него голос…

Он знал, что нельзя забывать о реализме. Джокеровская форма зла – это очень человеческая форма зла, и, думаю, крайне важно, чтобы вы верили в то, что это человеческое существо.

непредсказуемую натуру персонажа

Он сказал, что хотел, чтобы голос имел издевательский оттенок, своего рода бессвязность… Он даже начинал сам накладывать грим – просто чтобы посмотреть, как это будет выглядеть, если сделать своими собственными руками. Мы говорили о том, как краска поможет выразить идею о порче, разрушении”.

и появляется в виде уличного оборванца с гримом клоуна, стратегическим гением Наполеона и гуманностью гробовой доски. К этому надо добавить полное отсутствие страха и перед болью, и перед смертью, отличное чувство юмора и жизненную позицию, по сравнению с которой нигилизм какого-нибудь Базарова покажется щенячьей радостью жизни.

На эмоциональном уровне он сверхчеловек – в том плане, что не существует ничего, что бы могло его напугать, озаботить или расстроить. Идее о хаосе как абсолюте он предан настолько, что воплощает ее уже в своем внешнем облике: его костюм наводит на мысль о паре ночей, проведенных на помойке, а грим явно пережил не один бурный ливень. Как сказал Кристиан Бэйл: “Это как если взять Джокера и все его цвета, все, что с ним связано, и просто отправить его в турецкую тюрьму лет на десять или около того. Как будто он прошел через свой личный ад, чтобы стать тем, кем теперь является…”

Внешний облик нового Джокера был одной из важных частей замысла: он должен был отражать анархичную природу персонажа и тот факт, что на себя ему наплевать. По словам художника-костюмера Линди Хемминг, команда начала с изучения фотографий различных рок-музыкантов, исполнителей хип-хопа и прочих личностей, которые могли надевать нечто подобное в жизни, таких, как Джонни Роттен, Игги Поп, Пит Доэрти. Нолан стремился к реализму, но, с другой стороны, не хотел далеко уходить от традиционного костюма из всех предыдущих инкарнаций, поэтому в любой версии наряда злодея неизменно присутствовал фиолетовый цвет. Было изготовлено 25 версий костюма для разных сцен фильма (различия обуславливались тем, что происходит с персонажем в каждом эпизоде); зеленый жилет был добавлен в его гардероб фактически в последний день подготовки.

Процесс нахождения маньяком костюма и имиджа в картине не показан – подразумевается, что он носит это уже давно, возможно, годы. Точно так же толком не раскрывается происхождение шрамов, уродующих обе его щеки, - хотя сам он обожает, приставив к очередной жертве нож, изрыгать ей в лицо душераздирающие истории на эту тему. Резаная улыбка в первую очередь заставляет вспомнить прямого предка персонажа – “Человека, который смеется” Виктора Гюго.

Шрамы объясняют использование грима: Джокер в большей степени стремится эстетизировать свое уродство, чем просто выглядеть, как клоун. Да, в этой версии белизна физиономии маньяка – не результат купания в химических отходах, а именно грим. Подобный реалистичный подход наверняка разочарует некоторых фанов-ортодоксов, однако стоит начать наблюдать за персонажем, как вопрос, “пермабелый” он или нет, отходит не то что на второй план, а значительно дальше.

“Если взять таких экстраординарных персонажей, то чем больше ты узнаешь о них – откуда они пришли и т. д., – тем менее интересными они становятся, - считает Нолан. - Для меня это произошло со, скажем, Ганнибалом Лектером или Дартом Вейдером. Когда мы впервые видели их на экране, они были полностью сформировавшимися и абсолютными. В отличие от Бэтмена, у которого я очень хотел рассказать историю происхождения, показав, откуда он пришел, - с героями это по-другому. Но со злодеями совсем наоборот. Так что Джокера я хотел показать как абсолют, агента хаоса и анархии”.

У маньяка на уме идея радикальнее – убить Бэтмена: по крайней мере, в таком виде хитрый волк презентует ее стаду криминальных овец. Он даже может изобразить перед ними делового человека, потребовав за свои услуги половину всех их капиталов: “Если ты хорош в чем-нибудь, никогда не делай это бесплатно”. Еще раз пугнув гангстеров своим богатым запасом гранат и обменявшись напоследок парой теплых слов с самым нервным из них, Гемболом (“Думаешь, ты можешь красть у нас, и это тебе сойдет с рук?” – “Ага”), Джокер покидает собрание, оставив для связи “свою карту”.

Это очень изумительно и пугающе – таким персонаж и должен быть. У него злое чувство юмора, но он чрезвычайно увлекателен. Он определенно пошел в очень интенсивном, очень страшном направлении

Второе даже больше соответствует его природе и рифмуется с Джокеровскими историями Энглехарта: шутник знает, что не сможет запатентовать рыб или выиграть гонку за губернаторское кресло, просто ему нужен малейший повод, чтобы начать делать то, что он любит больше всего и умеет лучше всех. Точно так же в “Рыцаре”: он делает вид, что помогает мафии вернуть ее деньги, хотя ему наплевать и на мафию, и на деньги. Так или иначе, в тот же день в окно кабинета, где торжествующий Дент обсуждает ситуацию с мэром, стучит первая ласточка – подвешенный снаружи труп Бэтмена.

К примеру, в отличие от николсоновского Джокера, сумасшедшего эстета и ценителя искусства, Джокер-Леджер характеризует себя как “человека простых вкусов”: “Я обожаю динамит, порох и бензин!” Проникнув на вечеринку, психопат не спешит кидаться в пляс. В поисках прокурора он деловито обходит ряды гостей, закусывая на ходу и ощупывая присутствующих (“Знаешь, где я могу найти Харви? Мне надо поболтать с ним. Немного, чуток. А? Не знаешь...”)

Альфред: Потому что он думал, что это весело. Потому что некоторые люди не ищут ничего логичного, как деньги. Их невозможно купить, запугать или переубедить, и с ними нельзя договориться. Некоторые люди просто хотят посмотреть, как горит этот мир.

однако даже тогда, когда в кадре его нет, его присутствие ощущается в большинстве сцен: в этом плане его Джокер напоминает не только стихию, но и порчу, магически проникающую во все уголки. Типичный пример – уже упомянутый тройной удар: люди начинают умирать, на полную мощь звучит режущая Джокеровская тема, и атмосфера дурных предчувствий с каждой секундой сгущается, начиная почти физически давить на зрителя.

видим с лица приближающегося маньяка, который, поигрывая ножиком, напевает веселый мотивчик (убил бы он его вряд ли, но улыбку вырезать вполне мог)

Клоун, которого так и не удалось идентифицировать ни одним из известных способов, за решеткой, все полицейские очень рады этому и аплодируют, приветствуя нового комиссара. Только вот незадача: Джокер почему-то аплодирует тоже…

тут и “многовариантность” предыстории Джокера, и твердая вера в то, что он любого человека сможет довести до своего уровня, и динамика его отношений с архи-врагом, наиболее ярко проявляющаяся в фантастической сцене допроса.

Старания Рыцаря Ночи не дают никаких результатов: побои, которые давно раскололи бы любого нормального преступника, клоун принимает с удовольствием, которому позавидовал бы де Сад.

Джокер – человек слова, поэтому он исполняет обещание, взрывая больницу (откуда, к счастью, к тому моменту всех успели эвакуировать): сцена, где он, оставшись недовольным эффектом, по-детски упрямо продолжает щелкать пультом в надежде устроить взрыв побольше, вызывает необоримый комический эффект, несмотря на зловещую суть его действий. Но еще до этого, переодевшись медсестрой и застрелив случайно попавшегося на пути полицейского, злодей наносит визит вежливости очень особенному пациенту – изуродованному Харви Денту.

Когда же он добирается до самого маньяка, тот спускает на него позаимствованных у Чечена собак, а затем со звериной яростью набрасывается сам, показывая наконец, насколько он силен на самом деле.