Некто написал(а):

Летом 1959 года в училище прошел слух, что, возможно, несколько человек будут отправлены на уборку целинного урожая в Казахстане. Многие мои сверстники изъявили большое желание принять личное участие в этом деле. Целина – это героическая, а для некоторых и трагическая история моего поколения.

Официальная государственная пропаганда сработала так, что тысячи молодых людей добровольно оставили обжитые места и уехали осваивать целину. Многие нашли там свое место в жизни, но были и такие, которые, столкнувшись с бытовыми трудностями, безразличием руководителей, покинули эти места без сожаления.

Хотя в целом для нас целина - это романтика, это возможность испытать себя на прочность, не исключался и вариант немного подзаработать. И как только представилась такая возможность, мы с Андреем Казаченко и Владимиром Свириденко оказались в списке счастливчиков, едущих в Казахстан убирать целинный урожай.

Направили нас в Северо-Казахстанскую область. Я получил направление в Марьинский район, поселок Жанажол, в одно из отделений совхоза «Булак».

Сказать, что нас там очень ждали, значит покривить душой. Управляющий отделением мрачно посмотрел на нас и, обращаясь к бригадиру, что- то произнес на родном языке. Смысл сказанного последний объявил нам на следующий день.

Техники для нас нет, поэтому пока поработаете на строительстве коровника разнорабочими. Придя на объект мы не нашли руководителя, который хотя бы поставил нам задачу.

Прослонявшись, полный рабочий день мы с поникшими головами вернулись в свой вагончик на ночлег. А если учесть, что организацией быта и питания никто не занимался можно легко понять наше настроение.

В магазине расположенном в ауле из съедобного были только водка, частик в томате и крабы в баночках. Попытавшись утром решить свои проблемы труда и быта с бригадиром, а затем и управляющим отделением совхоза «Булак» мы поняли тщетность этих попыток.

Поэтому решили на попутках доберемся до дирекции совхоза, которая располагалась в Семиполке, и там будем пытаться, что-то решить. К счастью, в это время там оказался наш мастер, который в течение нескольких часов решил все вопросы.

Вернувшись в Жанажол, буквально на следующий день я получил в свое распоряжение совершенно новый прицепной комбайн РСМ-8. Два – три дня занимался расконсервацией и подготовкой его к работе, а затем несколько дней болтался без дела, так как не было трактора, который должен был буксировать по степи мой комбайн.

Где - то на четвертый день устав от безделья, я уснул на лафете жатки. Проснулся от толчка в плечо. Смотрю, рядом стоит маленького роста, но весьма толстенький, приятного вида, лет под сорок местный житель

. На ломаном русском языке спрашивает, хочу ли я кушать, а если хочу, предлагает пойти на Ишим ловить карасей. Долго уговаривать не пришлось. Уже примерно через час работы с бреднем, у нас был достаточный улов карасей.

Прихватив спиртного в сельмаге, в юрте Карапы (так он представился) состоялся прием, в ходе которого я впервые попробовал кумыс. Первое впечатление было не очень. Кроме того, что вкус напитка для меня был необычным, портил аппетит вопрос, связанный с санитарией.

В конце концов, стремление не обидеть гостеприимного хозяина, при соответствующем количестве употребленного спиртного сделали свое дело. На вопрос Карапы «Шампанское будешь пить?» без задержки ответил «Наливай!».

Разве я мог подумать, что в так называемом шампанском, будут плавать какие то желтые кусочки, да и цвет совсем иной. Закрыв глаза, выпил первую пиалу, дальше пить было уже легче.
Благодаря общению с Карапой я имел возможность попробовать блюда казахской кухни бешбармак, баурсаки и т.д. А кумыс после этого регулярно пил в течение всего пребывания в Казахстане.

В конце рабочей недели на ДТ-54 прикатил тракторист Гайсин. Лихо на одной гусенице развернулся и, взяв комбайн на прицеп, потащил в степь. Свое почти недельное отсутствие объяснил тем, что ремонтировал трактор. Начались трудовые будни, которые затянулись без выходных до октября включительно.

Первая встреча с казахстанской степью сказать поразила – это значит, почти ничего не сказать. Мне выросшему в Белоруссии, где каждое поле небольшое по площади имеет свое название, почти все поля окружены лесом или болотами такой простор как здесь было даже трудно вообразить.

Представьте себе почти бескрайнее желтое море. Впечатление сходства становится разительным при легком дуновении ветерка. Величественные волны пшеницы и впрямь чем - то напоминают спокойную морскую волну. Правда, эти сравнения родятся значительно позже. Пока же я и моря то не видел.

Красивее зрелого пшеничного поля мне кажется только цветущее поле льна. Голубое колышущееся поле цветущего льна не поддается описанию. Это нужно видеть.

Масштабы конечно поразили. Косили большими загонками, отделяя каждую из них из общего массива. Несколько часов идешь в одну сторону, затем обратно. Разгрузил бункер, если есть транспорт то в кузов, а если нет то на грунт, и вновь поехали. И так в течение трех месяцев. Оживление наступало только в период, когда докашивались последние захваты загонок.

Дело в том, что в поле жило очень много зайцев. Прятались они в пшенице. По мере того как полоса пшеницы сужалась, они все чаще выскакивали и носились как ошалелые по голой степи. Не лучше выглядели и мы бегущие за зайцами.

А так вообще работа комбайнера, если техника работает исправно монотонная, пыльная. Особенно если убираешь ячмень и ветер со стороны молотилки. Ж больно усики у него колючие.
Особенностью уборки в Казахстане было то, что соломокопнитель здесь не использовался. В Белоруссии после уборки на поле оставались выстроенные ровными рядами копны соломы, которая затем скирдовалась и использовалась в животноводстве для подстилки скоту, а иногда, в трудный момент, в качестве корма. Здесь же работали по принципу зерно в бункер, солому на грунт. После окончания работы на этом участке, солома, как правило, сжигалась. Меня это тоже удивило. Ведь специализация совхоза была – животноводство. Спустя некоторое время я перестал удивляться, ибо отношение к соломе это только цветочки.

Следует отметить, что урожай в тот год был не рекордный, и что бы намолотить бункер зерна приходилось скашивать довольно большую площадь посева. Рабочее время нормировалось по принципу «от росы до росы». Сухой стебель пшеницы, значит, косим, пока не выпадет роса. Иногда это затягивалось до самого позднего вечера. Отдыхали (отсыпались) только в дождливые дни.

Постепенно наладился быт. Единственно не решался вопрос помывки в бане. В летнее время это как - то решалось. Благо река Ишим была рядом. С наступлением холодов задача усложнилась. Бани в ауле не было. Местные жители, мне кажется, особой нужды в ней не испытывали.

Наличие формы 20 их, кажется, не беспокоило. Для нас же это стало шоком. Спасала металлическая бочка и костер. Грели бочку воды, таскали ведрами в вагончик, приспособленный под баню, и там мылись, пока, по непонятным причинам, он не сгорел. Верхнюю одежду стирали в бензине, но после нескольких случаев возгораний с трагическим исходом, происшедших в соседнем совхозе перешли на мыло и воду.

Что поразило? Обилие техники и совершенно безответственное отношение к ней. На моих глазах в соседней загонке сгорел совершенно новый комбайн марки С-6. Причина в том, что комбайнер, местный житель, в течение длительного времени не проверял уровень масла в двигателе, в результате был разбит блок двигателя и пожар.

Дело было в темное время суток. Я в то время работал в соседней загонке. Увидев огромное пламя, мы с Гайсиным на тракторе поехали туда и услышали, как он искренне удивлялся, что оказывается нужно еще и масло в двигатель заливать.

Вспоминаю, как в результате гонок на скорость при транспортировке новых самоходных комбайнов с железнодорожной станции в совхоз порвали коробку передач. Характерно, что никто за эти подобные дела не нес никакой ответственности. Негласный лозунг «Целина все спишет» принес много ущерба.

Второе - безобразное отношение к урожаю. Труд комбайнера оплачивался деньгами и зерном в зависимости от намолота зерна и количества скошенных гектаров. Причем предпочтение отдавалось гектарам. Поэтому были нередки случаи, когда при полном бункере и отсутствии транспорта зерно просто высыпалось на грунт. Собирать его в последующем никто и не собирался. Причем это не осуждалось администрацией совхоза. Они тоже отчитывались количеством убранных гектаров.

Воровство зерна было «поставлено на широкую ногу». Обычно это делалось так. В конце рабочего дня при полном бункере зерна, тракторист заявляет , что его техника требует срочного ремонта и уезжает. Автотранспорта тоже нет. А утром приходишь, зерна в бункере комбайна уже нет.

Более того, собранное зерно прямо из- под комбайна складировалось в огромные бурты, где спустя некоторое время начинало «гореть». Когда начались холода, мы зарывались в эти бурты что бы погреться. В отдельных хозяйствах нерадивые
руководители, что бы скрыть следы преступного отношения к собранному урожаю, ночами, тайком, ссыпали перегоревшее зерно в Ишим.

В октябре буквально из под снега убрали последние валки пшеницы.
Трехмесячное пребывание в Казахстане закончилось. Теперь спустя годы считаю, что трудовую часть своей командировки выполнили успешно. А вот о чем искренне жалею, так это о том, что не использовал повседневное общение с казахами в изучении их языка.

Одного куплета песни «О кель Жендерман, жакен кель..» и нескольких слов которые я усвоил при общении с Карапой и другими казахами согласитесь явно недостаточно. Видимо, невоспиятие иностранных языков «привитое» в Малейковской семилетней школе укоренилось во мне на всю жизнь.

Исключение, пожалуй, составил украинский язык. За время учебы в военном училище на бытовом уровне немножко освоил «украинську мову». Разговаривать не мог, но все изложенное на бумаге и даже ведущуюся в медленном темпе разговорную речь понимаю без переводчика.

К сожалению, мы умны часто задним числом. А пока с сознанием выполненного долга, незначительной суммой денег и справкой гарантирующей мне получение на элеваторе в г.п.Хойники трех тонн пшеницы заработанной в Казахстане, я вернулся домой.

Учитывая, то, сколько зерновых выдавали, в нашем ордена Ленина колхозе имени Э.Тельмана, на трудодень, то в целом получилось совсем не плохо. Петлеваной муки полученной из этой пшеницы нашей семье хватило года на три.

В декабре-январе были сданы на отлично выпускные экзамены. Средний балл выпускных экзаменов составил- 4,6 балла. 14 января 1960 года ровно в 19 лет я получил аттестат об окончании РУМСХ №30, и мне была присвоена квалификация «Тракториста-машиниста с квалификацией слесаря третьего разряда».

Мне не долго пришлось работать трактористом. Слесарем вообще даже не пробовал. Но я благодарен училищу механизации за то, что в повседневной жизни по простейшим слесарным, а затем и сантехническим делам обходился собственными силами без привлечения специалистов.

Я написал(а):

Пффф...
Практически до сих пор у нас, в Хакасии, отношение со времён Целины сохранялось...
Да Целины за запоротый двигатель садили на большие сроки, а после уже нет...
И зерно воровали и воруют и, я подозреваю, будут воровать. Однако, на землю его, конечно же, никто и никогда у нас не сыпал - что за блажь, корма разбазаривать...

Я до сих пор не понимаю, как нас, Центральную Сибирь, подписали под Целину? У нас же СХ давным-давно уже было, целин особо-то и не было, но вот поди ж ты - тот же колхоз "Борец" (Боградский, что ли, район, Хакасия наша же), стал, по выражению из совейского времени, "Целинным Маяком".

А вот паспорта у наших у всех людей всегда были на руках, у нас же не эти ваши несвободные барские среднерусские закидоны - у нас Вольная Сибирь
Да, к нам ссылали, но местные все всегда жили вольно, с паспортами. Мне отец рассказывал, как в армии (Казахстан, 1975 год, РВСН, Сары-Озек) его сильно удивляли рассказы ребят из России (мы не в России живём, а в Сибири, местные знают разницу) - что в колхозе председатель был первым после Бога, мог и натурально выпороть, если что. И что электричества в иных местах русской глубинки до сих пор нету. И что если председатель не разрешал - парень не мог жениться или в город на учёбу уехать, а женщины так вообще были не люди, а товар...

Их, этих несчастных парней, как сказки, удивляли батины рассказы, что у него дома электричество есть 24 часа 7 дней в неделю, что есть своя скважина с чистою (и даже минеральной!) водою, что никто ему не запретил в 15 уехать за 500 вёрст в Красноярск, учиться в речном училище и ходить до 21 года по Енисею...
Впоследствии эти парни всем кагалом остались жить там же, в Казахстане, мотивируя отказ ехать в Россию тем, что, дескать, на кой ляд нам эта неволя, когда тут лафа)))

Я его, помню, слушал и диву давался - неужели в наше (тогда ещё) совейское время существует в нашей совейской стране рабовладельчество, да ещё и государственно?
С тех пор разговоры, что в Сибирь ссылают, что у нас тут плохо стали для меня натурально юмором)))